Я про Чудакова мало знаю. Знаю то, что другие пишут. Но и они не знают. Циник, сутенер, библиотечный вор.. стихи Чудакова любил Бродский "..похитителю книг, сочинителю лучшей из од на паденье А.С. в кружева и к ногам Гончаровой, слововержцу, лжецу, пожирателю мелкой слезы,обожателю Энгра, трамвайных звонков, асфоделей.."
М. Ляндо: "И все таки, дорогая Гальчи, его жизнь и притягивала и внушала ужас. Рембо? Верлен? Бодлер? Тот же Есенин... Я написал об том в стихе своем о нем, вы знаете... А забыть этого беспардонного проклятого гения невозможно. Да... Этос -Эстэтос. Где правда? Каждый находит свой путь. На Олимп или в Инферно - в Антиолимп"?
"Нет уж, дорогая Гальчи, без католиков мы будем еще слабее пред радикалисламом, который как раз и обвиняет нас всех в послеренессансном безбожии, бросании детей и пр. и ползет, просачивается... не читали Фалаччи? и дело не в бедном и ярчайшем Чудакове, а в общем падении этоса в и в Западном мире и особенно в России, после циничнейшего позднего советизма и его наследства в головах, где рабство и темнота смешаны с "Гуляй-полем!"
888
Жизнь идет вытираются польта
входит август уходит июль
репетиция смертного пота
пожиранье аптечных пилюль
СОН В СТИЛЕ БЛЕЙКА
И опять дала погода
отвратительный прогноз
будет дождь четыре года
и двенадцать лет мороз
И такое время будет
что врагу не пожелать
сено бешеное будет
скот и травы пожирать
Отчего пальба и флаги
и внезапно бьют под дых
это все антропофаги
в странном качестве святых
И с разгоном как на треке
чтобы скорость не унять
все отравленные реки
потекут отравой вспять
Навсегда тупое быдло
победит подобных мне
я проснулся это было
в безобразном русском сне
1967
О как мы легко одеваем рванье
и фрак выпрямляющий спину
о как мы легко принимаем вранье
за липу чернуху лепнину
Я двери борделя и двери тюрьмы
ударом ботинка открою
О как различаем предателя мы
и как он нам нужен порою
Остались мы с носом остались вдвоем
как дети к ладошке ладошка
Безвыходность климат в котором живем
и смерть составная матрешка
Билеты в читальню ключи от квартир
монеты и презервативы*
У нас удивительно маленький мир
детали его некрасивы
Заманят заплатят приставят к стене
мочитесь и жалуйтесь Богу...
О брат мой попробуй увидеть во мне
убийцу и труп понемногу
* автор выворачивает карманы
7 марта 1970 года
У тебя особая улыбка
Ты живешь в наркотике в тоске
Из аквариума выбросилась рыбка
И лежит на шахматной доске
Наступает исполненье сроков
Сердце обрывается в груди
Шахматы -- о них писал Набоков
К сожаленью проза впереди
Эти люди в клетку и в полоску
Ради смеха достают со дна
Камбалу на шахматную доску
И тогда меняет цвет она
Слушай рыбка, ты не золотая
Ты из радуг вроде райских птах
Серебром чешуек облетая
Остаешься при своих цветах
И уже наркотики галактик
Пожирая шахматным конем,
Я не брежу, я посмертный практик.
Рыбка мир! И мы с тобой умрем.
888
Пушкина играли на рояле
Пушкина убили на дуэли
Попросив тарелочку морошки
Он скончался возле книжной полки
В ледяной воде из мерзлых комьев
Похоронен Пушкин незабвенный
Нас ведь тоже с пулями знакомят
Вешаемся мы вскрываем вены
Попадаем часто под машины
С лестниц нас швыряют в пьяном виде
Мы живем - возней своей мышиной
Небольшого Пушкина обидев
Небольшой чугунный знаменитый
В одиноком от мороза сквере
Он стоит (дублер и заменитель)
Горько сожалея о потере
Юности и званья камер-юнкер
Славы песни девок в Кишиневе
Гончаровой в белой нижней юбке
Смерти с настоящей тишиною.
1958
Ничего не выходит наружу
Твои помыслы детски чисты
Изменяешь любимому мужу
С нелюбимым любовником ты
Ведь не зря говорила подруга:
- Что находишь ты в этом шуте?
Вообще он не нашего круга
Неопрятен, живет в нищете
Я свою холостую берлогу
Украшаю с большой простотой
Обвожу твою стройную ногу
На стене карандашной чертой
Не хочу никакого успеха, -
Лучше деньги навеки займу.
В телевизор старается Пьеха
Адресуется мне одному
Мне бы как-нибудь лишь продержаться
Эту пару недель до зимы
Не заплакать и не рассмеяться
Чтобы в клинику не увезли
1962
В Министерстве Осенних Финансов
Черный Лебедь кричит на пруду
о судьбе молодых иностранцев,
местом службы избравших Москву.
Вся Москва, непотребная баба,
прожигает свои вечера.
На столах серпуховского бара
отдается ее ветчина.
Франц Лефорт был любитель стриптиза:
"всье дела" он забросил в сортир,
и его содержанка актриса
раздевалась под грохот мортир.
Табакерка не выдаст секрета,
охраняет актрису эмаль.
Музыкальная тема портрета
до сих пор излучает печаль.
В ассамблею, на верфь и на плаху
не пошлет маркитантки рука.
Отчего же я морщусь и плачу,
не вдохнув твоего табака?
1962
В истории много пропущено,
но видится в ней интерес,
когда в камер-юнкера Пушкина
стреляет сенатор Дантес.
Не как завсегдатай притонов,
за честь, а отнюдь не за чек,
прицельно стреляет Мартынов,
честняга, простой человек.
Нет, это не мальчик влюбленный
и даже не храбрый Мальбрук,
а просто поручик Соленый
с особенным запахом рук.
Внизу мелкота копошится,
под нею белеет гора,
в истории всюду вершится
убийство во имя добра.
Пусть это пройдет в отголоске,
какой-то вторичной виной:
расстрелян в советском Свердловске
один император смешной.
И вот уже новая школа,
строкою в поток новостей:
расстрелян наследник престола.
Почаще стреляйте в детей!
На площади или в подвале,
в нетрезвом матросском бреду,
мы раньше людей убивали,
теперь убиваем среду.
Как сказочно гибнет принцесса,
реальная кровь на стене.
Смертельные гены прогресса
трепещут в тебе и во мне.
888
Поднимаешь бокал и еще пошалишь
Пусть другого за стенкой приканчивают
Я теперь понимаю что чувствует мышь
Когда воздух из банки выкачивают
Я узнал: человеку отпущен лимит
Интеллекта - свободы прелестной
И ура наконец сумасшедший летит
Из окна психлечебницы местной
Образованы мы обеспечены мы
И без брода не кинемся в воду
Помогите укрыть беглеца из тюрьмы
Помогите борцам за свободу
Мой герой отвечает: какая борьба
Кто виновен и чья здесь заслуга?
Раб за горло хватает другого раба
Два дракона сжирают друг друга
Посмотри в микроскоп: эти люди умрут
Сгинут их монументики храмики
Прекращают ослы принудительный труд
Мордобой прекращают охранники
Будет меньше фанатиков больше врачей
Сумасшедший получит уколы
Станет модной моделью в стране палачей
Современный ученый бесполый
Можно вирши твои будет тиснуть в печать
И публично читать завывая
Так чего же тебе исступленно кричать
И бросаться под ноги трамвая?
Мало воздуха в банке: включили насос
На зверьке поднимается шкура
Лаборантка в блокнот записала вопрос
Молодая здоровая дурра
888
Отцвели георгины.
Как-то сразу и вдруг
Ты проводишь с другими
Свой гражданский досуг
Кофе с водкой бессонно
В печке танец огня,
Черный блин патефона
Развлекает меня.
Я живу как в гостинице
Дождь идет проливной.
Александр Вертинский
Поет про любовь.
Эта страсть непростительна
И дождем сожжена
Есть одна лишь пластинка -
Тишина. Тишина.
И осенней материи
Золотые клоки
Опускаются с дерева
На железо реки.
1956
МУРАВЕЙНИК
Этот бред, именуемый миром,
рукотворный делирий и сон,
энтомологом Вилли Шекспиром
на аршин от земли вознесен.
Я люблю театральную складку
ваших масок, хитиновых лиц,
потирание лапки о лапку,
суету перед кладкой яиц.
Шелестящим, неслышимым хором,
в мраке ночи средь белого дня
лабиринтом своих коридоров
волоки, муравейник, меня.
Сложим атомы в микрокристаллы,
передвинем комочки земли -
ты в меня посылаешь сигналы
на усах Сальвадора Дали.
Браконьер и бродяга, не мешкай,
сделай праздник для пленной души:
раскаленной лесной головешкой
сумасшедшую кучу вспаши.
888
Не слишком я люблю четвертьтона
И птичьи полуоотиски мгновений
Наискосок обрезана луна
Как бы кружочек теста для пельменей
Деревья голы ранняя весна:
У школьниц мельтешащие колени
С одышкой жизнь твоя восходит на
Затоптанные верхние ступени
Портрет героя: в скальпе седина
В кардиограмме дъявольские тени
И зажигает в нем стакан вина
Не свет мечты, а лишь мерцанье лени
Сонет погиб там брезжила одна
смешная мысль но выйдет современней
Забыть ее другие времена
Другой ориентир для песнопений
Так заслонимся створками окна
От шабаша наивнейших растлений
Стань шкурой кисть стань холст пучками льна
В костер сонет и не рождайся гений
И что там грянет мир или война
Правительств шаек рас и поколений
Висит себе на радиоантенне
Облаянная кошками луна
888
Я копаю землю в чужом саду
Развожу руками чужой беде
Рыбу ловлю в чужом пруду
В мутной чужой воде...
И вот нетипичный случай один
Плачешь один и смеешься один
Пьяный в канаву ложишься один
Попался, ну что ж, отвечай один
Как хорошо если б был я слепой
Плакать с толпой и смеяться с толпой
888
Написать стихи о лужах...
И о птицах , пьющих воду
Старость нищету и ужас
Позабыть к чертям и сходу
Написать стихи о листьях
Городских, прошедших стирку
Или пару строк нелестных
О белесом небе сверху
И опять об отраженьях
И о птицах, пьющих влагу.
Чопорно и отрешенно
Стих ложится на бумагу
Будет лучше или хуже,
Но учти, что я отметил
Дворников, сгонявших лужи,
По асфальту шелест метел
А ведь плеск и щебетанье
Этих дворников работа
Вовсе не мое призванье,
Вовсе не моя забота.
8888
Ботинки истлевают на ногах
ног хватит в целом лет еще на сорок
доказано что вещи это морок
а человек - живой упругий прах
Смотри тускнеет сморщилась жена
и школьницы свежее год от года
ну чем теперь поможет Бог - разводом
дежурной смесью водки и вина?
Пять или шесть всего лишь тысяч книг
пять или шесть всего лишь тысяч мнений
запутанный и озаренный миг
полусмертей полувыздоровлений
Вот жизнь. Здесь междометье "так сказать"
уместно, жест бездарный, выкрик птичий.
Спасенье в том, что отменен обычай
свирепый, негуманный - воскресать.
888
Жизнь идет вытираются польта
входит август уходит июль
репетиция смертного пота
пожиранье аптечных пилюль
http://www.rvb.ru/np/publication/01text/08/02chudakov.htm
Комментариев нет:
Отправить комментарий